Ремонт в двухкомнатной хрущевке с перепланировкой фото: Ремонт в хрущевке 2х комнатной фото до и после без перепланировки

Наш Гранд-Рапидс стоматологи — д-р Деннис Уэбб, д-р Трэвис Крагт, д-р Сара Де Цваан, д-р Дрю Де Цваан, д-р Бренден Кэри, д-р Алекс Крупяк и д-р Джордан Спавор — предлагают пациентам превосходный уровень лечения и обслуживания клиентов за счет сочетания современных методов и новейших технологий с проверенными методами лечения.

Great Lakes Dental Care с гордостью остается единственным стоматологическим кабинетом в Западный Мичиган объединяет стоматологов , которые закончили докторские программы по общей стоматологии.

Этот дополнительный уровень обучения гарантирует, что вы получите всестороннюю семейную стоматологическую помощь с минимальными направлениями к другим специалистам.

Мы постоянно стремимся повышать уровень нашего образования и быть в курсе новейших стоматологических тенденций, технологий и достижений в этой области, всегда обеспечивая чистую, стерильную и безопасную среду для наших Гранд-Рапидс и Западный Мичиган пациента.

В нашем офисе мы пользуемся услугами клинической лаборатории OralDNA Labs ^® , чтобы гарантировать, что мы предоставляем нашим пациентам наилучшую возможную информацию о состоянии полости рта. OralDNA Labs ^® — это специализированная диагностическая компания, разработанная для предоставления надежных, точных и экономически эффективных клинических тестов, которые помогают специалистам в области гигиены полости рта обнаруживать и прогнозировать заболевания на более ранней, более излечимой стадии.

Забота — это не просто часть нашего названия — это то, чем мы занимаемся. Свяжитесь с нами здесь, чтобы узнать больше о наших стоматологах Гранд-Рапидс или записаться на прием, или позвоните или напишите в наш офис напрямую по телефону 616.784.6300.

Конец строительства нации — NOEMA

История дает представление о том, почему американский проект в Афганистане потерпел неудачу, и о будущем иностранного участия в стране.

Американский морской пехотинец раздает воду эвакуированным в международном аэропорту Хамида Карзая 21 августа 2021 года в Кабуле, Афганистан. (Гетти)

Credits

Тимоти Нунан — преподаватель кафедры всеобщей истории Свободного университета Берлина, где он возглавляет исследовательскую группу Freigeist, занимающуюся историей исламизма во время холодной войны.

Две недели назад я получил электронное письмо с призывом сделать пожертвование в фонд GoFundMe. Но на этот раз это была не обычная просьба американца, стремящегося собрать деньги на медицинские расходы. Поскольку столицы провинций Афганистана пали один за другим, писал афганский коллега, у них не было другого выбора, кроме как обратиться к GoFundMe, чтобы оплатить эвакуацию своих семей из Кабула. Стоимость билета на самолет до Стамбула или Дубая выросла втрое, а по мере приближения талибов к афганской столице их семья, занимавшаяся вопросами женского образования и здравоохранения, столкнулась с возмездием. С тех пор как талибы захватили Кабул 15 августа, такие призывы продолжаются — теперь они осложняются тем фактом, что личные данные и душераздирающие истории, которые делают GoFundMe эффективным, могут быть использованы для нацеливания на тех членов семей, которые остаются в Афганистане. Краудфандинг перешел от де-факто внутренней политики Соединенных Штатов в области здравоохранения к их внешней политике.

Действительно ли это существующий либеральный международный порядок? С 2001 года, но особенно после «гражданского всплеска» 2009 года, Соединенные Штаты начали кампанию по государственному строительству в Афганистане. Афганистан должен был стать образцом прав женщин, прав человека, свободы СМИ и демократии. В региональном плане он должен был стать центром «Нового шелкового пути» экономической интеграции между Центральной Азией и Индийским субконтинентом. «Афганский фермер, — сказала тогдашний госсекретарь Хиллари Клинтон в своей речи в 2011 году, — должен иметь возможность продавать гранаты в Исламабаде, прежде чем он поедет в Нью-Дели». Десять лет спустя это видение Афганистана, встроенного в «либеральный международный порядок», умерло. Продолжительность жизни афганского правительства после вывода войск неблагоприятно контрастирует с продолжительностью жизни режима, оставленного Советским Союзом. Тем временем Пекин заявил о своей готовности сотрудничать с талибами.

Следует приветствовать окончание американского эксперимента по государственному строительству в Афганистане. Это не потому, что китайская или российская альтернативы лучше, а потому, что это знаменует собой — будем надеяться — конец многолетним попыткам иностранных держав преобразовать Афганистан по своему образу и подобию и внедрить страну в международный порядок не по своему выбору. Экскурсия по истории Афганистана времен холодной войны делает это предельно ясным. Хотя Афганистан часто называют «средневековым», он был лабораторией для видения развития и интернационализма, экспортируемого из-за границы. Клише о том, что Афганистан является «кладбищем империй», аналогии с Вьетнамом и истерия по поводу того, что Афганистан перешел к Китаю, — все это упускает из виду то, как страна долгое время была вовлечена в проекты национального строительства и создания мира. История, напротив, дает ключи к разгадке того, что может произойти дальше в Афганистане. Это также может послужить импульсом к восстановлению «международного сообщества», которое по сути представляет собой несостоявшееся государство в глобальном масштабе.

«Афганистан стал полем, на которое посторонние могли проецировать нормы государственности, развития и современности».

Кладбище Империй или Лаборатория Развития?

В дискуссиях об Афганистане преобладает миф о «кладбище империй». Афганистан — смоляной ребенок, гласит миф. Попытки имперских держав цивилизовать страну обречены на провал, и они могут даже способствовать распаду самой империи, как, кажется, показывает советский опыт в Афганистане.

Тем не менее, повествование о «кладбище империй» не только освещает, но и затемняет. Это делает афганцев второстепенными игроками, а не главными героями собственной истории. И это не объясняет, почему Афганистан большую часть своей современной истории, особенно большую часть двадцатого века, находился на обочине геополитики. Афганцы добились независимости от британцев в 1919 году, только чтобы обнаружить, что с свободой пришел конец британским субсидиям. Новые государственные монополии и тарифы позволили правителям Кабула обрести определенную экономическую самостоятельность. Однако в принципе ресурсы внутри границ Афганистана не могли покрыть затраты на управление пространством в пределах этих границ.

Так родилась реальная модель современной афганской истории, а именно: афганская элита обращается к иностранцам с просьбой субсидировать и строить афганское государство. Афганистан стал полем, на которое аутсайдеры могли проецировать нормы государственности, развития и современности. Османские и индийские мусульманские технократы стекались в Афганистан, чтобы укрепить одно из немногих независимых государств мусульманского мира конституцией, офицерскими школами и типографиями. Как и их немецкие и итальянские преемники в Кабуле, эти иностранцы стремились не завоевать Афганистан, а, скорее, включить его в коалицию государств, которая могла бы бросить вызов межвоенному мировому порядку, в котором доминировали британцы.

«Так родилась настоящая модель современной афганской истории, а именно: афганские элиты обращаются к иностранцам с просьбой субсидировать и строить афганское государство».

Но эти попытки модернизировать Афганистан покоились на хрупком фундаменте. Попытки обложить налогом афганское население или вмешаться в местные дела могут привести к восстанию. Между тем, опора на иностранную помощь давала лишённым расовой принадлежности афганским элитам преимущество над неотесанными соплеменниками. И такие усилия элит по укреплению легитимности государства как родины пуштунского народа вызвали сопротивление непуштунских меньшинств Афганистана. Их ирредентистская позиция в отношении пуштунских земель в соседнем Пакистане также нервировала пакистанские элиты.

Холодная война усилила эту модель зависимости. До сих пор Соединенные Штаты проявляли мало интереса к Афганистану, не утруждая себя открытием посольства в Кабуле до 1948 года. Американские журналисты использовали термин «афганистанство» для обозначения практики освещения неясных проблем в неактуальных странах. Однако к середине 1950-х опасения перед советским влиянием в «третьем мире» заставили Вашингтон «развивать» Афганистан в соответствии с теорией модернизации. Теория модернизации утверждала, что «традиционные» общества, такие как Вьетнам или Афганистан, могут развиваться в направлении западной капиталистической современности посредством правильного сочетания реформ и иностранной помощи. Американские торговые и финансовые эксперты реформируют византийскую тарифную и налоговую систему страны. Инженеры-гидрологи перекроют Афганистан плотиной и переделают его по образцу американского Запада. Кабул запретит производство опиума.

Эти проекты вписываются в более крупный американский проект модернизации как глобальное управление. Во время холодной войны Вашингтон демонстрировал политическую гибкость, работая с абсолютными монархиями, военными хунтами, персональными диктатурами и демократиями для сдерживания коммунизма. Он предпочитал национальное государство как средство управления вопросами от засоленности почвы до международного контроля над наркотиками. Это поставило афганских лидеров в безвыходное положение: подчиниться требованиям Вашингтона сократить производство мака и рискнуть восстанием в сельской местности или проигнорировать их и рискнуть быть исключенным из международных потоков финансирования. Когда лидеры Афганистана сделали первое, они столкнулись с восстаниями в стране и стали уязвимы для переворотов. Модернизация времен холодной войны завершилась 19 апреля.78 г., когда афганский коммунист, получивший образование в Колумбийском университете, возглавил переворот подготовленных в Советском Союзе армейских офицеров против правительства.

«Теория модернизации утверждала, что «традиционные» общества, такие как Вьетнам или Афганистан, могут развиваться в направлении западной капиталистической современности посредством правильного сочетания реформ и иностранной помощи».

«Советский Вьетнам»?

Вторым клише, связанным с Афганистаном, является плавающее сигнификатор Вьетнама. Аналогии между Сайгоном в 1975 и Кабул в 2021 году стали обычным явлением совсем недавно, но до этого Афганистан называли «советским Вьетнамом». Однако и эта аналогия больше затемняет, чем раскрывает. Когда Советский Союз вторгся в Афганистан в декабре 1979 года, он сделал это не для того, чтобы заменить французское колониальное правление, а для того, чтобы убить и заменить афганских коммунистов, захвативших власть полтора года назад. Советский Союз оккупировал страну, почти в четыре раза превышающую размер Южного Вьетнама, с армией, в пять раз превышающей численность пиковых сил США в Индокитае. Потери советских войск в Афганистане составили четверть от потерь США во Вьетнаме.

Советская кампания в Афганистане, однако, напоминала войну во Вьетнаме в том плане, что обе они пытались разработать модель постколониального управления в масштабе национального государства. В контексте 1980-х «развитие» для Советского Союза означало создание централизованной коммунистической партии, невосприимчивой к ультралевым уклонам, и расширение государственных предприятий. Советское национальное строительство было также формой миростроительства. Специалисты из Советской Грузии занимались уборкой мусора и канализацией в Кабуле; Польские картографы нанесли на карту географию страны; Словацкие киностудии наняли иранских режиссеров для съемок документальных фильмов о социалистическом Афганистане. Афганцы должны были представить себя всего лишь одним фронтом всемирного движения, охватывающего Анголу, Эфиопию, Кубу и Никарагуа.

Тем не менее, советская нация и проект создания мира пошатнулись. Некоторые ограничения были знакомы. Советские модели государственного и партийного строительства предполагали, что люди вступали в ячейки коммунистической партии по месту работы — в идеале, на заводах, угольных шахтах или сталелитейных заводах. Но в Афганистане таких предприятий было немного. Суннитские исламистские партии многое заимствовали из коммунистических организационных моделей и представляли себя превосходными агентами модернизации страны. Военная помощь Пакистана, США и Саудовской Аравии позволила таким группам доминировать в сельской местности.

В то же время социалистическое миротворчество оказалось под ударом. «Эскадроны смерти» и ополченцы бросили вызов марксистским режимам на местах, а отказ Соединенных Штатов заново изобрести Организацию Объединенных Наций в качестве форума глобального экономического управления ограничил политическое пространство для режимов Глобального Юга. И в отличие от Соединенных Штатов, которые использовали свой выход из Вьетнама, чтобы привести свою внешнюю политику в соответствие с транснациональными денежными потоками глобализации, Советский Союз не мог совершить такой разворот. При Михаиле Горбачеве Москва вообще вышла из игры национального строительства и социалистического антиимпериализма.

Читать Ноэма в печатном виде.

«Окружение городов: от маоизма к талибам»

Третий миф, возрожденный американским крахом в Афганистане, заключается в том, что он ускорит подъем Китая. Китайские государственные СМИ воспользовались этим фиаско, чтобы предположить, что Вашингтону не хватает решимости защищать Тайвань. Кроме того, приход к власти талибов может дать Пекину возможность разработать второй по величине в мире медный рудник примерно в двадцати милях от Кабула. Однако Китай не новичок в Афганистане. Его нынешнее положение отражает его историческую готовность отказаться от проекта построения мира и государства раньше, чем его противники в холодной войне. Однако многое из того, что произойдет дальше, будет зависеть от того, сможет ли Китай удержаться от стремления преобразовать Афганистан и включить его в химерический проект международного порядка.

Теоретически Афганистан должен был стать оптимальным биотопом для маоистской идеологии, которую Пекин распространял в развивающемся мире в 1960-х годах. Маоизм видел мир как «глобальную сельскую местность», окружающую «города» промышленно развитых и самодовольных колониальных метрополий (включая Советский Союз). Против хрущевской и брежневской политики мирного сосуществования и разрядки Мао проповедовал вооруженную борьбу и опору на собственные силы. Однако вместо того, чтобы направлять ресурсы в преимущественно аграрную страну, с которой он имеет небольшую границу, Китай во время холодной войны не стремился экспортировать революцию в Афганистан.

Афганистан был одной из первых стран, признавших дипломатически изолированную Китайскую Народную Республику (КНР) в 1950 г. и установивших дипломатические отношения в 1955 г. Во время визита в Кабул в 1957 г. Чжоу Эньлай (первый премьер-министр КНР) предложил экономические и техническую помощь Афганистану, и с удовлетворением отметил, что правители Афганистана разделяют их оппозицию американскому империализму. После того, как две страны провели демаркацию своих границ в 1963-1965 годах, Китай предложил Афганистану беспроцентный кредит в размере 28 миллионов долларов для строительства объектов легкой промышленности в восточном Афганистане и Кабуле. Когда Китай провозгласил себя столицей международной революции, он поддерживал теплые отношения с монархией на западе.

Сдержанность Пекина в отношении экспорта маоизма в Афганистан не помешала афганским интеллектуалам принять и переработать маоизм в своих целях. От «Сендеро луминосо» в Перу до движения наксалитов в Индии история дает множество примеров, когда интеллектуалы в аграрных странах приспосабливали маоизм к своим нуждам. Афганистан не исключение. Образованные афганцы восприняли маоизм как идеологию самостоятельности и эмансипации. Влияние маоизма было особенно сильным среди угнетаемого в стране хазарейского шиитского меньшинства. Афганские шииты оплакивали «горстку людей, которые стали интеллектуалами, размышляли о подонках […] и бросили наш народ в пасть дракона». Действительно, после краха афганского правительства на прошлой неделе многие в китайских социальных сетях утверждали, что «Талибан скопировал некоторые тактики Мао Цзэдуна, который привел Коммунистическую партию Китая к власти, сплотив поддержку в отдаленных районах, в конечном итоге захватив власть, окружив города из сельской местности».

Однако в 1970-х годах Пекин полностью отказался от своего видения мировой революции. Китайцы принимали Ричарда Никсона в Пекине в 1972 году. Пекин обратился к поддержке режимов Глобального Юга, часто вопреки, а в некоторых случаях благодаря их оппозиции социализму. Пекин помог Шри-Ланке подавить коммунистические мятежи; встал на сторону США и ЮАР против левого режима в Анголе; и признал режим Пиночета в Чили. Пекин также направил около 7% своего ВВП на помощь развивающимся странам. В отличие от Москвы, которая все больше стремилась превратить режимы в Южной Африке, на Африканском Роге и в Афганистане в симулякры самой себя, Пекин поддерживал эклектичный диапазон сил, когда восстанавливал собственную экономику дома.

Отход Китая от социалистического миротворчества способствовал успеху исламизма. Путешествуя по Афганистану в 1972 году, один помощник аятоллы Хомейни заметил, что реакционный поворот Китая создал идеологический вакуум, который может заполнить антиимпериализм Хомейни. Влияние Китая на Афганистан по-прежнему будет ощущаться через его поддержку афганского джихада и осуждение моджахедами СССР как «социал-империалистической» державы.

Многое из того, что произойдет дальше в Афганистане, зависит от того, сможет ли Китай продолжать сопротивляться искушению национального строительства, которое преследует его соперников. 19 декабря89 января министр иностранных дел Китая Цянь Цичэнь объяснил Советам, что Китай не хочет ничего, кроме «подлинно независимого, неприсоединившегося государства» в Афганистане. Возможности и международный авторитет Китая сегодня намного выше, чем тогда, но его амбиции по преобразованию Афганистана кажутся ограниченными. Пекин признает Талибан и обеспечит, чтобы они, Пакистан и государства Центральной Азии присоединились к региональным «антитеррористическим» инициативам Китая. Китай также, вероятно, будет поощрять талибов к продолжению участия правительства Гани в инициативе «Один пояс, один путь». Тем не менее, история помощи Афганистану в целях развития отмечена неудачными добрыми намерениями; Китайские проекты «белого слона» внутри страны и проекты «долговой ловушки» за рубежом не дают оснований для оптимизма.

«Большая часть того, что произойдет в Афганистане дальше, зависит от того, сможет ли Китай продолжать сопротивляться искушению национального строительства, которое преследует его соперников».

Что же тогда говорить о «либеральном международном порядке»? В свете обещаний, которые Соединенные Штаты и их европейские союзники дали афганцам с 2001 года, они обязаны предоставить убежище афганскому народу. Недавняя риторика европейских политиков не дает особых оснований для оптимизма. В Германии, которая 26 сентября изберет преемника Ангелы Меркель, кандидат от Христианско-демократического союза Меркель недавно заявил, что «нельзя допустить повторения ошибок в ведении сирийской гражданской войны. 2015 год не должен повториться». На следующий день после того, как Кабул пал перед талибами, президент Франции Эммануэль Макрон предложил ЕС совместную инициативу, чтобы «предвидеть и защитить себя от значительных незаконных миграционных потоков». Премьер-министр Эстонии заявила о готовности принять 10 Афганские беженцы; португальцы говорят, что они примут 50.

Ответы из Соединенных Штатов и Канады были более амбициозными, но не отвечали серьезности проблемы. Джастин Трюдо пообещал переселить около 20 000 афганцев — прежде всего женщин-активисток, правозащитниц и представителей меньшинств. Существующие американские каналы позволяют переселять афганцев, которые работали непосредственно на вооруженные силы США, американские неправительственные организации или проекты или программы, финансируемые правительством США. Тем не менее, эти каналы часто предполагают, что афганцы могут добраться до безопасной третьей страны, чтобы подать заявление. Они также оставляют мало места для подавляющего большинства афганцев, не подпадающих под эти категории, но стремящихся к достойной жизни.

Как будет выглядеть альтернатива? Как минимум, Соединенным Штатам следует расширить политику открытых дверей для афганских беженцев. Он должен обеспечить государственные спасательные полеты для заявителей на визу SIV и P2, а также должен сделать все возможное, чтобы посольство США в Кабуле было открыто для обработки заявлений. Помимо того, что он делает все, что в его силах, чтобы восстановить коммерческую авиацию в Кабуле, он должен призвать те страны, которые, скорее всего, приютят большое количество таких беженцев — Пакистан, Таджикистан и Узбекистан — отменить визовые требования для тех, кто бежит из Афганистана. Для этого он должен помочь странам, принявшим афганцев, таким как Таджикистан, построить лагеря беженцев и гарантировать транзитные рейсы для афганцев из таких стран, как Узбекистан, которые более скептически относятся к приему беженцев.

Администрации Байдена придется прямо и без извинений привести моральные доводы в пользу переселения афганцев. Такие люди, как Стивен Миллер (бывший советник президента Трампа), уже обвинили Байдена в том, что он «делает с Америкой то, что Ангела Меркель сделала с Германией и Европой». Позволь им. Здесь, как и везде, у Байдена есть возможность позиционировать себя против ведущей террористической угрозы для США — белого национализма — и на стороне тех, кто боролся за демократию.

«Соединенные Штаты могли бы использовать разгром в Афганистане, чтобы отойти от национального строительства и перейти к глобальному управлению».

В конечном счете, Соединенные Штаты могли бы использовать афганское фиаско, чтобы отойти от национального строительства и перейти к глобальному управлению. Переселение афганцев в Америку дает Байдену возможность сформулировать многосторонний подход к кризисам с беженцами, в том числе вызванным изменением климата. В более широком смысле, фиаско в Ираке и Афганистане предоставляет возможность восстановить широко разрекламированное доверие к Америке. Чем больше Байден сможет показать, что Соединенные Штаты серьезно относятся к сокращению собственных выбросов и участию в глобальных кампаниях по вакцинации, тем больше вероятность того, что они заботятся не только о своих собственных интересах и могут влиять на другие страны. Такая позиция не выходит за рамки геополитики великой державы. Потребуется скромность, чтобы признать, что способность Соединенных Штатов преобразовывать иностранные общества ограничена.